Почему так тяжело бывает приступить к молитве и выполнять постоянно одно и то же молитвенное правило? Почему поводом для нашего молитвенного устремления к Богу чаще становятся какие-то чрезвычайные происшествия? Ведь очень часто именно резкое изменение в плавном течении жизни подвигает нас к молитве и к размышлениям о том, почему это произошло и как мне дальше жить.
Искать ответ на вопрос: «Почему это произошло?» - необходимо только в молитве. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Молитва, по качеству своему, есть пребывание и соединение человека с Богом… примирение с Богом… источник добродетелей… указание надежды, уничтожение печали… зеркало духовного возрастания». Но часто молитву в трудной ситуации люди воспринимают как заклинание, которое надо произнести, чтобы все стало хорошо. То есть так, как хотим мы.
Наверное, многим православным христианам приходилось отвечать на вопрос: «Мы заказывали сорокоуст, молебен, но лучше не стало. Почему Бог не помог?». И ответить на него сложно, ведь собеседник в принципе не очень понимает - что же такое молитва?
Да и сами мы порой забываем, что молитва - это не только словесное обращение к Богу за срочным разрешением наших проблем. Прежде всего, это тяжелый, кропотливый и долгосрочный труд. Преподобный Варсонофий Оптинский пишет: «Самое трудное - молитва. Всякая добродетель от упражнения обращается в навык, а молитва до самой смерти требует побуждения, следовательно, подвига. Молитва трудна, так как ей противится наш ветхий человек, но она трудна еще и потому, что враг со всей силою восстает на молящегося. Даже святые, уж кажется, должны бы только утешаться молитвой, но по временам она и для них трудна».
Молитвенное делание требует от нас не только стремления и времени, но прежде всего концентрации всех наших сил. Молитва за ближнего должна стать фактически тем трудом, который мы могли бы осуществить во благо ближнего. Иногда ради помощи близкому человеку мы должны как бы прожить часть его жизни, оставаясь при этом самим собой. Все наши силы, все наше устремление должно быть направлено на близкого человека.
Как часто мы в какой-то сложной ситуации заказываем молебен, ставим свечки, передаем записки в паломническую поездку, отправляем смс-сообщение с просьбой помолиться, а сами в храме молимся 10–15 минут. Но это, можно сказать, начало молитвенного труда, о котором говорят святые отцы. А дальше в нашей молитве должны проявляться побуждение, подвиг, труд. Недаром преподобный Силуан Афонский говорил: «Молиться за людей - это кровь проливать». А слова апостола Павла непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17) стали назиданием для всех христиан и образцом молитвословия для многих святых отцов, настойчиво рекомендовавших постоянную молитву. Например, Оптинские старцы советовали произносить Иисусову молитву как можно чаще, но не искать при этом каких-то особых приятных чувств, духовных утешений и наслаждений.
Ежедневно можно и нужно размышлять о том, что есть наша молитва, насколько в ней присутствует побуждение, подвиг и труд. Размышляя об этом, можно убедиться, что вместо побуждения нами может руководить привычка или просто боязнь не вычитать молитвенное правило; вместо подвига - искание легких условий для молитвы, а вместо глубокого осознанного труда - вычитывание слов молитвы.
Исполняя молитвенное правило, мы прежде всего должны обращать все свое внимание на ум. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Отечнике» приводит такой пример:
Поведал некий ученик о своем отце: «Однажды мы совершали правило. Я читал псалмы и пропустил одно слово, не обратив на это внимания. Когда мы окончили службу, старец сказал мне: “Я, совершая мое служение, представляю себе, что передо мной горит огонь, потому ум мой не может уклониться направо или налево. Где же был твой ум, когда ты пропустил слово псалма? Разве ты не знаешь, что, молясь, ты стоишь перед Богом и говоришь Богу?”».
Может быть, от того, что молитва перестает быть для каждого отдельного человека настоящим трудом, она не приносит плода и остается «не услышанной». Мы совершенно забываем о том, сколько святые отцы посвящали времени и сил молитве. Почти 50 лет прожила в пустыне преподобная Мария Египетская, и молитва была ее единственным деланием. Преподобный Серафим Саровский 1000 дней и ночей провел в молитвенном стоянии на камне, сходя с него только для краткого отдыха и подкрепления скудной пищей. Святой праведный Иоанн Кронштадтский ежедневно служил Божественную литургию на протяжении 50 лет. Примеров самоотверженного молитвенного подвига можно привести много.
Когда молитва наполняется побуждением, подвигом и трудом, тогда она наполняется смыслом и силой. А обиды и непонимание (я молился, а меня не услышали) - это повод повнимательнее посмотреть на себя. Со всей строгостью к себе начать поиск ошибок и со вниманием следить за любым движением своего сердца. И когда в нашей молитве начнут появляться побуждение, подвиг, труд во всей полноте этих слов, тогда мы начнем хоть немного, но находить ответы на наши вопросы. И хотя бы в малой степени начнем видеть волю Божию в своей жизни и сможем понять, почему именно с нами произошло именно это событие.
Священник Стахий Сахаров
Как молитвы превращаются в бессмысленное занятие.
Жаль, но я не могу сказать, что моя молитвенная жизнь - это образец искренности и ревностной веры.
Но, если уж быть честным до конца...
Молитва - это самая проблематичная область в моей жизни с Богом. Для меня настоящая проблема выделить время для молитвы. Мне трудно найти подходящее место для молитвы. У меня не получается молиться вдохновенно о серьёзных вещах с огромной верой. Я не могу проявлять постоянство в молитве и молюсь недостаточно усердно. Я даже иногда не молюсь, когда даю обещание помолиться о ком-то.
В моём случае дело не в том, что я не вполне доверяю силе Божьей, просто я всё время впадаю в искушение превратить мою христианскую жизнь в список дел с пустыми квадратиками рядом, где я ставлю галочки «сделано».
Недавно я понял, что моя самая большая проблема заключается в том, что я делаю всё по привычке, на «автомате».
Мне нравится время совместной молитвы в нашей церкви, потому что там я вспоминаю, что молиться нужно с верой и предвкушением ответа. Мы собираемся каждую неделю на час, и это воистину прекрасное время. Сразу видно, что все собравшиеся находятся в ожидании чудес. Потому что нет никакой другой видимой причины, чтобы люди сотнями приходили в одно место посреди рабочей недели, чтобы помолиться вместе. Мы все приходим туда для того, чтобы увидеть своими глазами, как будет действовать Бог.
Возможно, вы подумаете, что, если уж человек вкладывает столько усилий ради молитвы, то наверняка ожидает какого-то результата. Но уверяю, вполне возможно и ничего не ожидать.
В моём случае, дело не в том, что я не вполне доверяю силе Божьей; просто я всё время впадаю в искушение превратить мою христианскую жизнь в список дел с пустыми квадратиками рядом, где я ставлю галочки «сделано».
Молитва без ожидания ответа - это бессильная молитва.
Я превратил молитвы в религиозный обряд, вместо естественного следствия моих отношений с Богом. Вместо того, чтобы молиться с ожиданием ответа в сердце, я чаще всего произношу заученные избитые фразы. Я, как дисциплинированный ученик - делаю правильные движения, а радости не испытываю - просто считаю это своей обязанностью.
Молитва без предвкушения (ожидания ответа) - это бессильная молитва. И вот что я понял, глядя на полный зал молящихся - если я молюсь без предвкушения, то я молюсь без веры. А молитва без веры - это и не молитва вовсе, а пустая религия.
Молитва никогда не входила в список дел, и никогда не была пустозвоном. На самом деле, Иисус предупреждал насчёт такой бездушной пустой молитвы без веры в Матфея 6:7: «молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны».
«Бог либо даст нам то, о чём мы просим, либо то, о чём бы мы попросили, будь мы в курсе всех подробностей, как Он Сам»
- Тим Келлер.
Молитва - это просто разговор с Богом, в котором присутствует вера. Это действие с нашей стороны, когда мы в смирении приходим к могущему всё Богу со своими земными просьбами.
Я не думаю, что молитва должна состоять из каких-то специальных фраз или звучать как-то по-особенному, чтобы нас услышал Бог. Я не думаю, что надо непременно запираться где-нибудь в укромном месте или вставать на колени у изголовья. Я также не думаю, что Бога может впечатлить длинная молитва или разочарует короткая. Я думаю, что Он ждёт от нас честности и молитвы с верой, на какую мы только способны.
Мы можем всегда молиться с предвкушением ответа потому, что Бог всегда слышит и отвечает. Он не всегда отвечает «да», но Он всегда даёт нам лучшее, что нам нужно, не важно, понимаем мы это или нет. Тим Келлер говорит: «Бог либо даст нам то, о чём мы просим, либо то, о чём бы мы попросили, будь мы в курсе всех подробностей, как Он Сам».
В ворота Донского монастыря вошли несколько верующих. Они добрались до приемной патриарха Тихона, затем подождали несколько часов – народу было много, святейшего в Москве любили, и вошли в небольшой кабинет. Взяв благословение, они задали святителю Тихону единственный вопрос: «Благословите умереть за Христа и Церковь». Патриарх Тихон помолчал, а затем произнес с грустной улыбкой: «Умереть легко, очень легко. Гораздо тяжелее жить для Христа и Церкви».
Я часто вспоминаю эту фразу святителя Тихона, когда разговор заходит о новомучениках. В ближайшее воскресенье мы будем вспоминать Собор святых новомучеников и исповедников Церкви русской и это, пожалуй, единственная понятная мне форма их почитания в храме.
Я не могу себе представить молебен с акафистом, например, мученице Татьяне Гримблит. Мне не о чем ее просить – в годы гонений она отправляла исповедникам посылки и письма, навещала их. За это ее пять раз арестовывали и в конце концов расстреляли 23 сентября 1937 года на Бутовском полигоне. Единственное, о чем бы я теоретически попросил новомучеников – о моем благополучии, о том, чтобы Церковь не стала гонимой, а я бы умер счастливым стариком в собственной постели в окружении детей и внуков.
Мне неловко обращаться к мученице Татьяне с такой просьбой, а потому я молюсь другим святым – святителям и преподобным. У кого-то я прошу успешного путешествия, помощи в написании статей, здоровья близким, сил на то, чтобы хорошо делать свою работу.
Я молюсь об успехе и счастье, а потому мне не нужны новомученики. Когда я читаю их жития, то переживаю, но в любой момент могу закрыть книгу или выключить фильм.
Это в подростковом возрасте хорошо смотреть мультфильм «Суперкнига», где мальчик и девочка все время хотят спасти Христа от страстей, но опаздывают. В каждой серии они не успевают, и евангельская история идет своим чередом.
Вот эта логика мне понятна и близка. Подросток и неофит хочет совершить чудо – прилететь в Иерусалим с автоматом и бесконечной жизнью, перестрелять всю эту толпу и римских солдат, спасти Христа и… провалить всю Его Миссию.
Я не одинок в этом желании — апостол Петр в Гефсиманском саду хотел решить все проблемы с помощью ножа. Это нормально — бояться страданий и смерти, и спасать дорогого человека от них.
Я понимаю христиан, навещавших древних мучеников в тюрьме, не могу осуждать тех, кто подкупал римских чиновников, чтобы за взятку попасть в список принесших жертву за здоровье императора.
Из своего небольшого опыта я знаю, как смягчать углы, договариваться, идти на компромиссы, не лезть на рожон.
Я легко отвечу на вопрос «Зачем святой уходит в монастырь, говорит прекрасные проповеди или строит храмы». Они делают мир лучше, оставляют после себя добрую память, смягчают нравы. У них могут быть ученики.
В отличие от них мученик всегда одинок – он не передаст свой опыт ученикам, не соберет группу единомышленников. Церковь прекрасно понимала это и никогда не советовала христианам искать мучений.
Как верующий я редко вспоминаю о новомучениках.
Но я еще и исследователь — много лет я занимаюсь житиями святых и историей Церкви: читаю монографии, жития, изучаю документы, и вижу, как опасно рассматривать подвиг новомучеников как борьбу против советской власти или, напротив, рассматривать их как апологетов режима. Они отдавали жизнь за Христа, а не за какую-то форму устройства Церкви или государства.
Именно свидетельство о Христе — главная тема любого мартирия. В противном случае Церковь превращается в одну из разновидностей партии и начинает делить христиан на своих и чужих по второстепенным признакам. Это очень хорошо видно по старообрядческой агиографии. Несколько лет назад я читал патерик, написанный одним из современных авторов. Все формальные признаки житийного жанра соблюдались: подвижники молились и постились, страдали и исцеляли, но все это было холодно и мертво, в отличие от «Жития протопопа Аввакума».
С каждой страницей повествования святые все меньше напоминали христиан. Закрыв книгу, я понял причину этого — вся жизнь подвижников посвящалась не подражанию Христу, а борьбе с «никонианами». Их подвиг был так тесно связан с борьбой и желанием доказать правоту собственной Церкви, что они перестали быть христианами, окончательно превратившись лишь в проповедника своего обряда.
Снова я становлюсь верующим и вспоминаю о судьбе митрополита Николая (Ярушевича) — это был очень сложный человек, который вряд ли будет канонизирован при моей жизни, но в 1943 году после встречи Сталина с православными иерархами владыка Николай фактически стал мучеником при жизни. «О нем говорили Бог знает что, — рассказывал митрополит Антоний Сурожский. — А он мне рассказал, как его владыка Сергий попросил стать посредником между ним и Сталиным. Он отказывался: «Я не могу!..» – «Вы единственный, кто это может сделать, вы должны». Он мне говорил: «Я три дня лежал перед иконами и кричал: Спаси меня, Господи! избави меня!..» После трех дней встал и дал свое согласие. После этого ни один человек не прошел через его порог, потому что верующие перестали верить, что он свой, а коммунисты знали, что он не свой. Его встречали только в служебной обстановке. Ни один человек ему руки не подал – в широком смысле слова. Вот какая жизнь. Это мученичество такое же, как быть расстрелянным».
Здравствуйте, Батюшка! Я вчера отправила Вам вопрос, довольно сумбурно изложенный, относительно нехватки времени и боязни наступления дня, когда я скажу себе: сегодня не буду молиться. На самом же деле мне хотелось бы уточнить, что вопрос мой в следующем: когда наступает такое состояние, что не хочется молиться, и приходиться себя заставлять, то во время молитвы, конечно же, присутствуют разные посторонние мысли. И бывает, что чувствуешь себя настолько беспомощным в том, что не можешь их отогнать, не можешь молиться СЕРДЦЕМ, а не только устами. Батюшка, ведь такая молитва - это грех, я знаю. Но если все же так случается, что лучше: вовсе не молиться (если приходится себя заставлять), или молиться вот так... плавая в этих своих мелких посторонних мыслях, и лишь в некоторые моменты ловя себя на том, что ты как бы очнулся, что вник в те слова, которые произносят уста?
Отвечает священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря:
Мысль о том, что иногда молитва может быть человеку в грех, встречается уже в священных ветхозаветных книгах: «молитва его да будет в грех» (Пс.108:7) «Кто отклоняет ухо свое от слушания закона, того и молитва – мерзость» (Прит.28:9). Молитва бывает в грех тогда, когда человек совершает ее лицемерно или в состоянии озлобления. Она также может быть в осуждение, когда человек произносит ее с явным небрежением, ибо во время моления человек общается с Богом. Неумелая, рассеянная молитва, если она творится искренне, в вину нам не ставится. Когда ребенок еще не научился хорошо говорить, но очень хочет общаться с отцом, разве родитель будет им недоволен. Совершенная молитва – дело совершенных. Св. Иоанн Лествичник говорит: «непрестанно борись с парением твоих мыслей, и когда ум рассеялся, собирай его к себе; ибо от новоначальных послушников Бог не ищет молитвы без парения. Потому не скорби, будучи расхищаем мыслями. Благодушествуй и непрестанно воззывай ум ко вниманию; ибо никогда не быть расхищаему мыслями свойственно одному Ангелу» (Слово 4-е. 92).
Св. праведный Иоанн Кронштадтский, прежде чем обрел дар совершенной молитвы, горячо просил об этом Бога. И нам надо молиться об этом. Призывая помощь Бога, необходимо и свои прилагать старания. Слова Спасителя «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12) относятся и к молитвенной жизни. Чем больше человек упражняется в молитве, тем быстрей к нему придет навык в этом деле. Нужно удаляться от всего суетного, что возбуждает чувства и пленяет ум. Если человек посидел у телевизора и стал на молитву, то вряд ли будет совершать ее с вниманием. Сознание его наполнено только что полученной информацией. На молитву надо настроиться. Хорошо в течении нескольких минут собрать себя и приготовиться к общению с Богом. По мере духовного роста будет совершенствоваться и молитва.